Марк Азов - «Мир приключений» 1987 (№30) [Ежегодный сборник фантастических и приключенческих повестей и рассказов]
Алик осторожно отнял руки, и я увидел торчащий из земли край какой-то плетенки из прутьев, видимо корзины. Ветви обуглились.
Я отметил это мельком, машинально. Все внимание мое привлек кусочек папируса, торчавший между прутьями. Неужели чудом уцелел какой-то письменный документ?!
Сдерживая дрожь в руках, с помощью Алика, который словно ассистент во время сложной хирургической операции, по одному движению моих бровей подавал то скальпель, то резиновую грушу для сдувания пыли, я начал расчищать землю вокруг корзины.
Пинцетом я извлек из нее клочок тряпки, комочек шерсти, несколько щепочек, глиняную пластинку… И наконец, небольшой, тонкий сверток папируса, за ним второй. Их я тут же, пока не рассыпались в труху от свежего воздуха, раскатал и зажал между двумя стеклами. Теперь можно было вытереть пот со лба и попытаться повернуть совершенно затекшую шею…
Я взглянул на часы. Не мудрено, что шея так зверски болела: провозился два часа семнадцать минут, совершенно не заметив этого.
Я пробежал глазами коротенькую надпись на табличке:
“Клеот спрашивает бога, выгодно ли и полезно ему заниматься разведением овец?”
Так, все ясно: обычный запрос к оракулу. Теперь папирусы. На первом из них написано:
“Я решительно упрекаю тебя за то, что ты дал погибнуть двум поросятам вследствие переутомления от длинного пути, а ведь ты мог положить их в повозку и доставить благополучно. На Гераклида вина не падает, так как ты сам, по его словам, приказал езду, чтобы поросята бежали всю дорогу. И затем не забудь пустить…”
Дальше записка обрывалась, хотя на папирусе еще оставалось свободное место и чернела большая клякса, словно писавшего кто-то подтолкнул под руку.
Я торопливо перерисовал текст в свой блокнот и занялся вторым клочком папируса. Это тоже, видимо, какой-то черновик. Буквы небрежно разбежались по неровным строчкам: дельта, эпсилон, сигма, омикрон…
Я перечитал их снова и крепко потер себе лоб.
Все буквы были мне знакомы, но я ничего не понимал. Они не складывались в нормальные, понятные слова. Самые обыкновенные греческие буквы… Но из сочетания их получалась какая-то немыслимая тарабарщина, лишенная всякого смысла.
Я понимал лишь отдельные слова: “по-ахейски”, “нацеди” а вот это, пожалуй, “размешай”. Но и эти слова были какие-то искаженные, с отсеченными окончаниями, словно нарочно исковерканные, так что я, скорее, угадывал их смысл, чем понимал его точно.
Весьма странное и мучительное ощущение! Представьте себе, что вы по-прежнему знаете, как произносится каждая буква родного алфавита, но понимать смысл слов, написанных ими., вдруг разучились. Перестали понимать свой родной язык!
Так было и со мной. В полной растерянности я поднял голову и сказал обступившим меня студентам:
— Ничего не понимаю… Что за чертовщина!
МЫ НЫРЯЕМ ПОД ЗЕМЛЕЙ
Иметь взгляды — значит смотреть в оба!
С.Ликок1
Мой Алеша бросил свои раскопки и примчался в Москву совсем ошалелый. Всегда такой спокойный, рассудительный, даже слишком медлительный, на мой взгляд, тут он стал сам не свой. Еще бы, поставьте себя на его место: наконец-то нашел заветный “письменный источник”, а прочитать его не может!.. Из шестидесяти восьми слов разобрал только пяток.
Вечером мы вдвоем с ним ломали головы над этой загадкой. Небольшой, криво оторванный клочок папируса, исписанный поперек столбцами неровных строчек. Буквы на нем выцвели, стали едва заметны — не случайно его, видно, бросили в мусорную корзину. А мой фанатик прямо трясется над ним, словно это невесть какое сокровище.
Но, честно говоря, я начал разделять его азарт. У меня тоже руки прямо зачесались расшифровать сей загадочный документ.
— Слушай, а может, это действительно шифр какой? — предположил я.
— Кому нужно было зашифровывать какие-то хозяйственные надписи? — пожал он плечами.
— Почему хозяйственные? Ты что, их прочитал?
— Нет, но пользуюсь все тем же методом дедуктивного анализа, могущество которого уже имел счастье тебе демонстрировать. Смотри, — он склонился над столом, водя карандашом по стеклу, под которым лежал кусочек папируса, — видишь, в конце четвертой строки одинокая буква, “бета”, в конце пятой — “альфа”, а девятая строка кончается буквой “гамма”. Это явно цифры: 2, 1, 3. Греки тогда обозначали цифры буквами. Значит, идет какое-то перечисление, опись чего-то.
— Пожалуй, ты прав.
— Уже есть зацепка. Значит, рано или поздно мы его расшифруем…
— Да, по частоте повторяемости отдельных букв. Чистейшая математика и статистика! И все-таки я прав, а не ты: ключ к этому тарабарскому языку надо искать, как в обыкновенной шифровке. Мы с тобой сейчас в положении Вильяма Леграна, обнаружившего кусок пергамента с криптограммой пиратского атамана…
— Какого еще Леграна?
— Маэстро, надо знать классиков. Эдгар По, “Золотой жук”.
Я легко отыскал на полке серый томик и открыл на нужной странице.
— Итак, что сделал проницательный Вильям Легран? Он подошел к расшифровке строго научно. В любом языке каждый элемент — звук, буква, слог и тому подобное — повторяется с определенной частотой. На этом и основана расшифровка секретных кодов. Зная, что в английском языке чаще всего употребляется буква “е”, Легран подсчитал, какая цифра наиболее часто встречается в пиратской криптограмме, и всюду вместо нее подставил эту букву. Потом, опять-таки по закону частоты повторения, он буква за буквой разгадал всю шифровку и узнал сокровенную тайну пиратов: “Хорошее стекло в трактире епископа…”
— Не вижу все-таки особенного сходства с той задачей, какая стоит перед нами, — перебил он меня.
— Слушай, ты иногда бываешь удивительно непонятлив! Эту фразу можно зашифровать так, как сделал пиратский атаман Кидд.
Я набросал на листочке бумаги криптограмму из рассказа:
53 + 305))6х; 4826) 4±) 4
— А можно ее зашифровать и по-другому — словами. Скажем: “Лобасто кире а курако пула…” Получается в точности твой тарабарский язык. Теперь достаточно переписать это греческими буквами, которых я не знаю, или латинскими и можно выдавать за древний манускрипт на неведомом языке. — Я тут же проделал эту несложную операцию и подал ему листочек.
— Пожалуй, ты прав, — пробормотал он, разглядывая его. — Это можно расшифровать,
— Но ты знаешь, дорогой мой осквернитель древних могил, сколько времени тебе на это потребуется? — Я быстренько прикинул на подвернувшемся под руку клочке бумаги. — Да, к концу жизни, глубоким стариком, ты, наконец, прочтешь: “Настоящим удостоверяю, что мною, жрецом А.И.Еврипмдусом, действительно украдены из казны храма 3 — в скобках прописью: три — бронзовые иголки”. Что и говорить — лучезарная цель, ей не жалко посвятить жизнь!
